Алексей Лукьянов - Глубокое бурение [сборник]

Тот кивнул.

— А кто?

Палец мальчишки уткнулся ей в живот.

— Постой, ты что-то путаешь. Тебя как зовут, ты помнишь?

Мальчик молчал.

— Ну отвечай, не бойся, — подбодрила Галка.

— А он не говорит, тетенька, — вмешался Никита, заглянувший в комнату.

— Как это — не говорит?

— А как вы его вчера привели, так ни слова и не сказал.

— Я не его приводила.

— Нет, его, я сам вчера видел: вы на «скорой помощи» приехали и его с собой привезли.

Вот теперь Галина Юрьевна почувствовала себя полной дурой. Сумасшедшей психопаткой. Клинической идиоткой. Потому что по всему выходило, что с нормальным человеком такое не приключается.

Глупо скользя взглядом по присутствующим, лейтенант Геращенко искала выход — и не находила. В логическую схему факты не укладывались: либо это не она привезла вчера этого ребенка, либо она — но не этого. Но здесь утверждают, что она и что этого.

— Ты Женя?

Мотает головой.

— Саша?

Кивок.

— Кулик?

Кивок.

— Тебя я привезла?

Кивок.

— Там, откуда я тебя привезла, сколько собак?

Три пальца.

— А кошки есть? Сколько?

Разводит руками — очень много.

Какая прелесть. Как его еще можно проверить?

— Какой этаж?

Три пальца.

— Номер квартиры.

Три пальца. Потом четыре.

— Маму как зовут?

Пишет в воздухе: М, А, Р, И, Н, А…

Черт!

— Может, уйдем пока? — предложила Ирина Николаевна.

— Вы не понимаете. Я в твердом уме и трезвой памяти сдавала вчера другого ребенка!

— Давайте поговорим не при детях, ладно? — Воспитатель легко дотронулась до плеча Галины Юрьевны.

Они уединились в игровой комнате.

— Объясните, в чем дело, — потребовала Хоромская.

Инспектор объяснила.

— Что-то не клеится, — заметила Ирина Николаевна. — Если вы утверждаете, что привезли не этого ребенка, то ваши слова должен подтвердить врач. Ребенка осматривали?

— Да. Она еще сказала, что мальчик явно домашний — ни чесотки, ни вшей, одет чисто.

Позвонили дежурившей вчера медсестре. Та подтвердила, что ребенка зовут не Женей, а Сашей, все время молчал, только плакал. Не удовлетворенная устным ответом, Галка попросила медсестру приехать, и та, явившись через полчаса, без зазрения совести подтвердила, что инспектор Геращенко именно этого мальчугана и привезла.

Вызвали вчерашнего дежурного воспитателя. Тот жил рядом и прискакал через пять минут.

Геращенко совершенно сникла: воспитатель тот, и медсестра та, и помнят все до мелочей… но ребенок-то не тот!

А тут еще Лопаницын приперся, мокрый, вонючий и злой.

— Ты уже здесь?

— Это со мной, — успокоила Галина восставшую Хоромскую. — По тому же вопросу.

— Значит, сбежал, субчик? — Старлей уселся на стул возле двери. — И дружка прихватил?

— Никто у нас не сбегал! — отрезала Ирина Николаевна. — И почему в таком тоне?

— Скажите, пожалуйста, какие мы нежные, — скорчил рожу участковый.

— Хватит паясничать! — рассердилась Хоромская. — Вошли без стука, обвинения какие-то беспочвенные предъявляете, кривляетесь, как малолетний хулиган. Вы офицер или гопник?!

Галка не без удовольствия заметила, что Пятачок покраснел.

— Ладно, мы пойдем, — нарушила она затянувшуюся паузу. — Извините за беспокойство. Если произойдет что-нибудь странное — позвоните мне в ОППН. Лейтенант Геращенко. А, на всякий случай и мобильный запишите.

— Да странное уже произошло. Ладно, я запишу и по смене передам. До свидания.

На улице Лопаницын расхрабрился:

— Блин, не люблю я всех этих педагогов! Смотрят на тебя, как на маленького, права качают.

— Ведешь себя, как маленький, вот и смотрят.

— Разговорчики в строю. Ты лучше расскажи, что у них тут за ботва?

— Какая прелесть, он еще и распоряжается. Я, между прочим, вообще в штатском, и у меня выходной.

— А че ты ерепенишься? Выходной — так и сидела бы дома, у тебя муж молодой…

— Дурак!

— Был бы умный — не шатался бы сейчас под дождем.

Замолчали, но ненадолго. До остановки идти предстояло еще минут пять, чего зря дуться? Геращенко спросила:

— Ты видел его?

— Углана-то? Даже двоих. Один — вчерашний, а другой — свеженький.

— И что?

Открыл участковому Евгений. Открыл — и, узнав, попытался закрыться, но Петр Ильич проворно просунул ногу меж косяком и дверью, и беглец попался.

— Так, — морщась от нестерпимой кошачьей вони протянул Лопаницын. — Кто у нас тут?

Мальчик насупился и опустил голову.

— Ага, — кивнул старлей, — понятно. Зови хозяйку.

— Ее нет, — не поднимая головы, ответил Евгений.

— А где она?

— Собак выгуливает.

— Так…

Что именно так, Петр не знал. Сидеть в этой вони наедине с нелюдимым пацаном?

— А где друг твой?

— Какой друг?

— Ну, какой… С которым ты сбежал.

— Я не сбежал, меня отпустили. А Олег не друг, он мой брат.

— Брат, — хмыкнул Лопаницын. — Откуда у тебя брат взялся?

— От мамы.

В замочную скважину вставили ключ, повернули, и в коридор вошла мокрая Марина Васильевна, сопровождаемая собаками. Тут же поднялся несусветный гвалт.

— Тихо! — рявкнула хозяйка.

Шавки порядка ради тявкнули еще пару разиков — и умчались в комнату.

Оттуда донесся радостный вопль:

— Собаки!

Очумевшим взглядом Марина уставилась на участкового:

— Вы как здесь оказались?

— То есть как это? Вы попросили — я и пришел.

— Дверь была заперта.

— Мне молодой человек открыл. — Петр кивнул на Евгения.

— Он не мог вам открыть, дверь запирается только снаружи.

— Простите?

— У меня замок односторонний, запирается только снаружи. Когда я дома, дверь закрыта на щеколду.

Участковый подошел к двери и убедился в правоте хозяйки.

— Ничего не понимаю.

— А уж я как не понимаю! — повысила голос Кулик. — Женя, будь добр, присматривай за… за этим… Как его зовут, кстати?

— Мама, ты опять? — Казалось, пацан опять заплачет. — Он Олег.

— Послушай, ты прекрасно знаешь, что я не твоя мама, я тебе в бабушки гожусь, мне шестой десяток пошел. Что за фантазии, в конце концов?

Евгений заревел и убежал в комнату.

— Сурово, — похвалил участковый, — уважаю.

— Вот уж в чем, а в вашем уважении я нуждаюсь в последнюю очередь. Вы мне можете объяснить, что эти дети делают у меня?

— Вы меня спрашиваете?

— А разве тут еще кто-то есть?